Интерес к отдельной личности, тому неповторимо индивидуальному, что она несет, претворялся в некую замкнутость, завершенность каждого образа не только в скульптурной пластике, но и в живописи. Последнее с особой очевидностью проявилось в произведениях Микеланджело. «Каждая фигура его композиций представляет собой нечто замкнутое в себе, поэтому фигуры оказываются иногда настолько не связанными друг с другом, что нарушается цельность композиции»,— отмечал А.Ф.Лосев. Такое отношение переносилось и на архитектонически формируемые объекты зодчества и прикладного искусства. Объект вновь утвердился в своей суверенности, вновь стал претендовать на особую роль в картине предметнопространственного окружения. Это не было простым возвращением к архетипу восприятия, присущему античности.
В эпоху Возрождения целостное бытие людей средневековья дробится, разделяется. Обособляется жизнь в искусстве, и само искусство начинает вычленяться из других видов деятельности, направленных на преобразование материи. Человек начинает осознанно утверждать за собой способность порождать красоту. Процесс обособления сущностей проник и в пределы самой художественной деятельности. Средневековый храм целен, его скульптурная пластика или фрески неотделимы от архитектурной формы ни физически, ни композиционно. Теперь живопись и скульптура стали вычленяться из архитектуры, создавая собственные объекты — произведения. Они уже не всегда связаны с определенным местом — все большая часть их создается как «движимые» вещи станкового искусства.
Да и монументальная роспись, развивая собственное условное пространство, превращалась в нечто, видимое как бы сквозь окно и не принадлежащее более поверхности стены. Конечно, это условное пространство как-то соотносилось с реальным, но восприятие живописного произведения требовало особой установки, переключения восприятия из реального пространства в иллюзорное. Точно так же театральное действо стало замыкаться в коробке сцены с ее порталом и занавесом.
В пределах самого зодчества происходило внутреннее расслоение. Декоративно-символическая форма отделилась от конструкции. Подобный процесс очевиден и в декоративном искусстве. Да и в любой из областей искусства стало возможно рассматривать соотношения линий, плоскостей и тел независимо от содержания, которое они несут. Вычленялись как особые, самостоятельные проблемы — гармония, пропорции, ритм, абсолютизировались некие числовые каноны, которые получили значение универсальных правил красоты. «Красота есть некое согласие и созвучие частей в том, частями чего они являются, отвечающие строгому числу, ограничению и размещению, которых требует гармония, т. е. абсолютное и первичное начало природы»,— писал Леон Баттиста Альберти.
Спонсор статьи: часы настенные в каталоге "Магазина Часов" и "Философия солнечного комфорта" рулонные шторы найти на сайте.
|